Посреди площади на столбе висит клетка. Обыкновенная тесная клетка. В такие еще сажают преступников. А в клетке…
Что?! Нет… я не верю… Вот это – ангел?! Вот это маленькое, тощее, с тоненькими, как спички, руками и ногами? Вот это – со свалявшимися в комок длинными волосами неопределенного цвета? Все в грязи, синяках, запекшейся крови и… ох, нет… с обрезанными и ощипанными кусками крыльев за спиной… пытается закутаться в какие-то рваные серые тряпки… Боже мой, и это – ангел!.. И только глаза… огромные, на пол-лица, цвета неба в ясный летний день, смотрят из-за спутанных косм наивно, испуганно и по-детски обижено…
А люди стоят и смотрят. Некоторые – с жалостью, некоторые – с любопытством, но все равно в каждом взгляде – злорадство. Люди любят, когда перед ними развенчивают мифы. Какой-то парень продает кусочки чего-то белого… Я успеваю потрогать один прежде, чем меня грубо отталкивают с криком: «Пошла прочь, нищенка!» Оказывается, это ткань. Мягкая, невесомая и белоснежная… как облако. А еще на прилавке лежали большие-большие белые перья…
Зачем ты так на меня смотришь? Нет, не надо, не надо! Я стараюсь спрятаться за спины людей, а сердце хочет вырваться из груди. Его взгляд… нет, это слишком! Я не могу его выдержать. Дело всего лишь в том, что он смотрит до-вер-чи-во! Доверчиво после всего того, что с ним сделали! Я не понимаю, и поэтому сбегаю с площади. Но этот взгляд… он преследует меня даже на улицах, даже тогда, когда я пытаюсь закрыть глаза и забыть… Что ж ты сделал?! Почему я не могу перестать думать о тебе? Что же ты сделал…

Ночью меня мучает бессонница. Я сижу у чердачного окошка, затянутого паутиной, и ругаю себя последними словами. Нужно выспаться, ведь завтра снова сумасшедшая борьба за выживание, еще один день, заполненный поисками денег или хотя бы пищи… Но мысли вновь и вновь возвращаются к ангелу…
Он такой маленький и худенький… Наверно, он все-таки чей-то ангел-хранитель. Интересно, чей… Говорят, что хранители похожи на… как бы выразиться… своих подопечных. Вообще-то, его лицо мне кого-то напоминает. Но из-за этого странного выражения определить невозможно. У людей не бывает таких лиц…
А еще говорят, что если чей-то ангел-хранитель погибает, то этот человек тоже скоро умирает… точнее, в тот же миг.
Подскакиваю. Если так, то надо сказать, предупредить… Его надо выпустить! А иначе кто-нибудь умрет!..
Хотя… ведь никто бы даже пальцем не пошевельнул, чтобы помочь мне. Чего ради я должна кого-то спасать? Кому надо – сами разберутся…

Но днем меня, словно магнитом, притягивает на площадь. Я стараюсь оправдаться тем, что в толпе народа легче найти потерянный кошелек… А толпа, пожалуй, еще больше, чем вчера. Люди глазеют на клетку, к которой уже приставили двух стражников, и отпускают шуточки.
- А чего он молчит-то? – раздается чей-то пьяный рев из самой середины площади. – Язык вы ему подрезали, что-ли? А ну-ка…
В сторону клетки летит пустая бутылка, попадает в толстый железный прут и разлетается на множество осколков. Один из них рассекает ангелу щеку. Он не вскрикивает, только резко прижимает к ране ладонь. По пальцам течет обыкновенная кровь. Голубые глаза с недоумением оглядывают людей, словно спрашивая: «За что? Я ведь ничего не сделал…»
Толпа хохочет.
- Ай, молодец! А ну, еще раз!
- Может, не надо? Помрет еще…
- Да что ему сделается! Он же ангел!
Из гущи народа вылетают несколько камней. Но ни один не попадает. Слышатся разочарованные вздохи.
Я злюсь. Злюсь на людей за то, что они разрушили еще одну сказку. Злюсь на себя за то, что я так долго в эту сказку верила. И просто ненавижу ангела! Ненавижу за то, что он не такой, как все. Ненавижу за то, что он не ненавидит меня…
Голубые глаза останавливаются на мне, словно прожигая насквозь. Я стискиваю зубы и жадно ищу в них следы хотя бы элементарной обиды, отчаяния… нет, ничего этого нет. Есть только…
Только жалость.
Резкий приступ страха, растерянности и злобы охватывает меня полностью. Кого ты жалеешь?! Кого? Меня? Не нужна мне твоя жалость! Себя бы сначала пожалел…
И вообще, тебе положено меня ненавидеть! Не-на-ви-деть! Ты знаешь такое слово? Сомневаюсь. А вот в этом мире все друг друга ненавидят. Или боятся. Ничего, и ты научишься… куда денешься! Доверяешь мне, значит? Жалеешь? А зря!
Я хватаю с земли первый попавшийся камень и швыряю в ангела с такой силой, что в руку резко ударяет боль. И убегаю, проталкиваясь сквозь обрадованную толпу, всхлипывая, успев только заметить, что пленник схватился за плечо, оставляя на нем кровавые разводы… Ну и пусть! Пусть! Не приду больше сюда! Ни за что!..

До самой ночи валяюсь на пыльном полу чердака и сквозь слезы смотрю в окошко. Раньше через паутину была видна яркая звезда. Теперь она почему-то тускнеет, и ее уже не разглядеть. Тучи, наверно…
А глаза у ангела тоже потускнели… стали светлее, прозрачнее… Может, он…
Какого черта! Я ведь дала себе слово не думать о нем!
Но нет… не могу… Меня всегда привлекало то, чего я не понимаю. Точнее, одновременно привлекало и пугало. Вот и с ангелом так же…
Не понимаю! Как можно жалеть людей, если они над тобой издевались? Если они отняли у тебя небо, свободу, жизнь наконец? Как можно не озлобиться, не возненавидеть их?
Для этого нужно быть ангелом, наверно…
А может, я просто чего-то не понимаю… может, я забыла что-то важное?..
Не знаю.
И есть только один способ проверить.
Я встаю с пола, тихонько выбираюсь на крышу через пролом в черепице и бегу…
Бегу на площадь.

Стражники благополучно дрыхнут. А клетку опустили на землю. Зачем?
Может быть, от этого ангел выглядит еще хуже, чем днем. Он стоит на коленях, вцепившись руками в прутья клетки и прижавшись к ним лицом. Рот полуоткрыт, а глаза неотрывно смотрят в небо. Порез на щеке и не думал заживать. Кто там что говорил о потрясающей регенерации у ангелов? На правом плече, под тонкой бледной кожей расплылся чудовищный синяк… Я вздрагиваю и понимаю, что нисколько не удивлюсь, если он, увидев меня, шарахнется в противоположный угол клетки…
Светлые, очень светлые глаза медленно отрываются от неба и фокусируются на мне. Ангел слабо улыбается и протягивает мне худую дрожащую руку с длинными хрупкими пальцами…
Я, как загипнотизированная, делаю два неуверенных шага и даже пытаюсь протянуть руку в ответ. Но острое чувство вины все-таки валит меня на землю. Я падаю, свернувшись в клубок, почти у самой клетки. Хочется кричать, выть, выворачиваясь наизнанку от собственных диких воплей, но горло сдавливают непрошенные слезы, и получается только шипение и хрип. Довольна?! Ты довольна?! Ты ненавидела его, причинила ему боль, можно сказать, предала, обманула его доверие, а он…
А он протягивает тебе руку и после всего этого еще доверяет тебе… Вот ты и дура! А еще думала, что все знаешь, что все изучила… Вот получи теперь за свою самоуверенность!..
Тонкие пальцы касаются моих волос. Я резко поднимаю голову… и смотрю прямо в огромные светлые глаза.
Вот оно что… Ты жалеешь меня за то, что я научилась ненавидеть… за то, что разучилась доверять… за то, что на моем сердце висит табличка «Посторонним вход воспрещен»… И других людей жалеешь за то же самое…
Я теперь тоже понимаю. Их нельзя не жалеть. А жалеть – значит любить…
Спасибо, ангел…

А утром я бросаю взгляд в осколок зеркала.
И вижу там лицо ангела…

Вот только почему те, кто сверху, не спасли нас?..

Угасшая было на некоторое время звезда вдруг мигнула и разгорелась снова. Только если бы кто-нибудь пригляделся, то заметил бы, что там уже не одна, а две звезды…
На полу пустой запертой клетки ветер ласково шевелил несколько белых перьев…

22.05.05. – 6.06.05.